У многих народов севера Европы и Сибири бытовали предания о том, что на далеком севере находятся недоступные для земных людей страны, место богов и духов, загробная обитель душ умерших. В легендах хантов и манси эта область помещалась в низовьях Оби или на острове в Ледовитом океане. Считалось, что на острове жизнь сходная с земной: там охотятся на зверей, живут в селениях, и только солнце и луна бывают лишь в половину (по материалам В.Н.Чернецова).
У манси существовало поверье, что души умерших на спине птицы отправляются на север к холодному морю. Среди ранних эвенкийских представлений о мире интересен сюжет о «верхней земле». В этой небесной обители мягкий климат и счастливая жизнь, прекрасные пастбища, сочные травы, удобные для передвижения реки, богатые рыбой, круглый год светит солнце и всегда тепло. Входом в «верхнюю землю» служит Полярная звезда: попасть к ее обитателям могут лишь шаманы, но и то при «особых» камланиях; если земным людям все же удается каким-то необычным путем туда проникнуть, то они остаются невидимыми для жителей «обители», и шаманы предлагают «пришельцам» вернуться обратно на землю (по материалам Г.М.Василевич).
В некоторых вариантах этого мифа рассказывается, что люди с земли добирались до счастливой обители на птицах, чаще всего на огромной фантастической птице. Долгим рисовалось такое «воздушное странствие» в страну «вечного дня». Одна из легенд эвенков повествует о желании героя попасть в «верхнюю землю». Согласилась доставить его туда могучая птица, но предупредила: «Большое мучение этот путь». Когда герой все же долетел на птице до благодатной обители, то увидел там счастливую землю, без пыли и глины, сочные травы, но не нашел там даже следа земного человека. Считалось, что в этой обители живет главный дух и учитель шаманов.
В древних преданиях эвенков и некоторых других народов Северной Европы и Сибири представления о небесной и загробной земле во многих деталях сходны. В загробный мир попадают души умерших или шаманы; если кто-либо из живых людей случайно проникает туда, то «жители нижней земли» не видят его, и шаман также прогоняет его обратно. По бытовавшим у кетов представлениям, загробный мир будто бы расположен в Ледовитом океане. У обских хантов бытовало поверье о царстве «нижнего света» далеко на севере за устьем Оби, в холодном океане или даже за ним, где всегда темно, но текут реки и живут люди.
По легендам эвенков, «нижний мир» находится на дальнем севере; туда из «верхнего мира» впадает главная шаманская река, там все надежно охранялось целым сонмом «духов-воинов» в облике страшных чудищ. Путешествуя по священной реке, шаман мог попасть и в «верхний», и в «нижний» миры. Проходя по землям верхней обители и приближаясь к солнцу, он изнывал от жары, а если проходил через снеговые тучи, то страдал от холода; когда шаман направлялся в «нижний» мир, то вступал в область мрачной полярной ночи, столь темной и страшной, что сам уже не двигался дальше, а посылал своих духов-помощников в облике птиц (по материалам А.Ф.Анисимова и Г.М.Василевич).
Описанные легенды и сказания отразили мифологические представления, связанные с очень древними религиозными верованиями, возникшими еще в то время, когда не было четкого противопоставления «верхнего» и «нижнего» миров. И лишь позднее, как отмечал академик А.П.Окладников, шаманская религиозная казуистика примирила оба цикла представлений о загробном мире. Но все эти «миры» духов, блаженных и усопших в древних преданиях и поверьях народов Сибири и Северной Европы обычно связываются с далеким севером, часто непосредственно с Ледовитым океаном, в традициях ряда народов Урала и Северо-Восточной Европы — с реальными или мифическими горами.
Именно туда — на север, где высочайшие горы и обитель счастья, совершали «полеты» шаманы, колдуны, волшебники.
За дальной цепью диких гор,
Жилища ветров, бурь гремучих,
Куда и ведьмы смелый взор
Проникнуть в поздний час боится,
Долина чудная таится,
И в той долине два ключа...
Кругом все тихо, ветры спят...
Чета духов с начала мира,
Безмолвная на лоне мира,
Дремучий берег стережет...
Приведенные строки взяты из поэмы А.С.Пушкина «Руслан и Людмила». Именно туда, в эту чудную долину, из своей обители отшельника перенесся «вещий финн», чтобы достать священную воду и оживить ею мертвого Руслана.
…Склонившись, погружает он
Сосуды в девственные волны;
Наполнил, в воздухе пропал,
И очутился в два мгновенья
В долине, где Руслан лежал...
Читая эти строки, невольно сравниваешь «мгновенный» полет финна с «небесными странствиями» шаманов, иранских и индийских святых мужей, подвижников, риши. Вспомним, например, о мудром Нараде: «Иди, Нарада, не мешкай... и поспешил, многосильный...», поднялся он ввысь, с поднебесья спустился к морю — вместилищу амриты, совершил поклонение богам и тут же возвратился в свою обитель.
Подобные представления существовали, конечно, у разных народов мира, что находило отражение и в их фольклоре. Пушкин, как известно, уже в «Руслане и Людмиле» использовал различные фольклорные мотивы, прежде всего русских; народных сказок и былин. Однако примечательно, что в поэме волшебником-покровителем и исцелителем Руслана является финн («природный финн»). Он постиг ученье колдунов, ведь на его родине у «финских берегов»
…Между пустынных рыбарей
Наука дивная таится.
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов, в глуши далекой
Живут седые колдуны;
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены...
Исследователи творчества Пушкина не раз отмечали, что выбор в качестве волшебника финна не случаен. При этом ссылались на слова Н.М.Карамзина о том, что «не только в Скандинавии, но и в России финны и чудь славились волшебством». Карамзин основывался и на свидетельствах древнерусских источников о колдунах, прорицателя, чародеях из среды финно-угорских племен, обитавших на севере Руси. Действительно, первые тома «Истории государства Российского» в период написания «Руслана и Людмилы» уже были известны Пушкину. Но поэт, возможно, имел и иные, фольклорные источники.
В изученных современными этнографами и фольклористами сказаниях и поверьях западнофинских народов (финны, карелы, эстонцы) и лапландцев (саами) Северной Скандинавии отражены многие мотивы рассматриваемого нами цикла, в том числе «полеты» в сказочную обитель за священными горами. В легендах рассказывалось также о «нижнем» мире, в финских преданиях он часто называется Туонела. В этом «мире мертвых» жизнь похожа на земную, постоянно светит солнце, земля богата щедрыми полями и обильными лугами. Но надежно сторожит входы и выходы из «страны» хозяин «царства мертвых» мрачный Туони (Дуодна лапландцев). У тех же народов имелись поверия о «священных горах», где обитают добрые духи и ведут счастливую жизнь души умерших; там царят радость и веселье, согласие и справедливость. «Попасть» в эту горную обитель помогает шаман. Лапландцы верили, что, когда во время камлания шаман лежит без движения, его душа посещает «священные горы» (по материалам, собранным в XVIII — начале XX в. скандинавскими учеными К.Виклундом, Я.Квигстадом, К.Леемом, Э.Рейтерскёльдом и др.).
Согласно ранним верованиям западнофинских народов, душу на пути в «страну мертвых» ожидали страшные испытания: она могла встретиться со змеями, чудовищами, злыми духами, ей предстояло преодолеть бурные потоки и мрачные стремнины, прежде чем приблизиться к «мосту», ведущему к желанной цели. В древних магических песнях финнов рассказывалось, как вход в «нижний мир» охраняла его хозяйка. За «мостом», согласно древним верованиям карелов, открывалась обитель блаженства с сочными травами, широкими полями и деревьями со сладкими, как мед, плодами. Туда «собирались» волшебники, чародеи, шаманы.
Страну усопших финские предания называли «Северным домом» и помещали «внизу и на севере». В фольклорной традиции народов Северной Скандинавии и Карелии встречается и более точное указание: эта «страна» будто бы находилась в Северном Ледовитом океане или в «море» — «Сарайас». Лингвистами установлено, что «сарайас» входит в число тех слов финских языков, которые находят соответствия в индоиранских языках. По происхождению «сарайас» то же слово, что и древнеиндийское «джрайас» — «течение», «обширное пространство», «широкий простор» и иранское «зрайа» — «большой водный бассейн», «море». Нельзя, однако, не задуматься над тем, что на территориях, где могли осуществляться контакты между финно-угорскими и арийскими племенами, нет морей и значительных водных просторов. Известный финский ученый Й.Тойвонен полагал, что предки западнофинских народов восприняли слово «сарайас» вместе с «космологическими мифами иранцев». И действительно, в иранской традиции словом «зрайа» определялось мифическое водное пространство Воурукаша, расположенное у великих северных гор (Хара Березайти). Примечательно, что и финское «сарайас» является обозначением не реального моря, а мифического водного пространства на далеком севере.
Отмеченные совпадения, таким образом, вновь возвращают нас к «северному циклу» арийской мифологии и еще раз подтверждают его связь с космологией и религией финно-угорских племен. Согласно «Авесте», душа умершего совершает «путешествие» к мосту Чинват. Здесь ее ожидает некая божественная особа, которая переводит одни души через мост в райскую обитель блаженства, а другие низвергает в лежащую под переправой мрачную бездну. «Прекрасная» и «ловкая», как называет ее «Авеста», хозяйка моста, очевидно, близкая родственница той «хозяйки нижнего мира» северной мифологии, которая «встречает» на переправе души умерших.
Подобная «переправа» над подземной рекой загробного мира описана и в индийском эпосе. К ней «все приходят, но отягченный беспрепятственно не достигает счастья... зло совершившие люди здесь горят, здесь толпятся у переправы». А кто достоин «достигает конца радости и страдания; здесь солнце... выпивает священный напиток и, достигнув страны Васиштхи (т.е. Большой Медведицы), опять выпускает зиму... Здесь в чертогах риши-певцов, в райских кущах горы Мандары, гандхарвы поют песнопенья, восхищающие сердце и разум... Через нее пролегает твой путь, Галава» (из «рассказа» птицы Гаруды, «Махабхарата»).
Г. М. Бонгард-Левин, Э. А. Грантовский. От Скифии до Индии. М.: Мысль, 1983